Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хочется воспротивиться.
И тогда мужчина срывается с постели, как с креста, и ударяется в бега наперегонки со своим естеством.
Существуют несколько способов оградить себя от посягательств со стороны слабого пола. Самый, пожалуй, эффективный и распространенный из них — алкоголизм. Алкоголиком может стать каждый, причем довольно быстро, в зависимости от количества и регулярности потребляемого бухла. Полгода, год… Как известно из профилактических брошюр, алкоголизм хорош тем, что он не признает никаких социальных и образовательных рамок, одинаково бескомпромиссно выводя из активной общественной, а главное, половой жизни ученого, поэта, брокера и сантехника Сопрыкина. Замечательно и то, что практически не имеет значения семейное положение спивающегося. Конечно, будучи женатым человеком, алкоголиком стать более проблематично, особенно когда жена начинает всеми способами противиться этому, но при известном упорстве и желании человек все равно добивается поставленной цели. Единственным препятствием на этом пути может стать собственный организм, не способный по состоянию здоровья выдерживать идейное пьянство. В этом случае не стоит его насиловать.
Много других дорог открыто мужчине, которому под сорок.
Можно, например, вдруг, ни с того ни с сего, запасть на мальчиков.
Такое случилось с несколькими моими знакомыми, солидными, если не сказать благообразными, людьми, многодетными отцами, которые все почему-то так или иначе связаны с кино. Кучкуясь у одного из них, нарочно для этого бросившего семью и снявшего роскошную трехкомнатную квартиру, они за короткое время с каким-то жизнерадостным неистовством переебали всю Плешку на «Китай-городе», половину ВГИКа, Щуки и ГИТИСа, Детский театр Татьяны Сац и растлили множество юных журналистов, приехавших из провинции покорять Москву. Когда им хотелось чего-нибудь остренького, они всем кагалом отправлялись в засаду к ближайшей воинской части и там, за шоколадку или бутылку водки, снимали бойцов, отпущенных в увольнение. И тогда начиналось что-то уж совсем невообразимое.
Такой отрыв, однако, предполагает определенный эстетизм мышления, наличие немалого дохода и мощный заряд похуизма, чего нет у большинства наших мужчин.
Самый тернистый путь, чреватый многими неприятностями, это путь насильника-маньяка.
В основе маньячества лежит эгоистическое желание получить максимум удовольствия, не связывая себя при этом никакими обязательствами и длительными отношениями. Розовая мечта любого мужчины, не осуществимая при обоюдном знакомстве. Не считая проституток, на которых у среднероссийского мужика денег просто нет, с другими женщинами единовременный союз по формуле «потрахались и разбежались» примерно в 98 % случаев практически невозможен. Но маньяк на то и маньяк, что он имеет возможность тешить член, сообразуясь только со своими желаниями, неся при этом минимальные потери в финансах (четырнадцать рублей за проезд на метро туда и обратно в жулебинские новостройки) и почти несущественное ущемление личной свободы (тесная кабинка лифта). Если же он к тому же еще и фетишист, он смело может забрать на память о соитии какой-нибудь предмет дамского туалета, не подвергаясь при этом глупым и унизительным насмешкам, которые неизбежно последовали бы, вздумай он попросить о подобном после всякой честной ебли с малознакомой женщиной. Однако мы не должны забывать, что, при всей беззаботности жизни маньяков, их время от времени все-таки ловят и сажают в тюрьму, где их участь несравненно печальнее, чем участь алкоголика, в сотый раз стоически выслушивающего сетования жены, или мужеложца, отстегивающего по сто баксов за право всю ночь харить впятером харьковского мальчика.
Но есть путь, путь достойных, путь философов и созерцателей, путь, проторенный из простодушной античности мудрецами-киниками во главе с Сократом, который, взойдя однажды на афинскую агору, принялся прилюдно мастурбировать. «Что ты делаешь, человече?» — спросили его тогда отцы города. «О, если бы так же я мог утолить свой голод!» — возопил мудрец, кончив прямо на толпу собравшихся зевак.
Итак, мудрецы и философы выбирают порнуху… Припев:
Вот все, что мне нужно от жизни теперь,Вот все, чем отныне жив мой загнанный зверь, —Это порно.
Порнушка хороша тем, что она не предполагает никакого насилия над собственным организмом и чужими телесами. Человек освобождается от необходимости быть издерганным ебарем, сохраняя при этом статус мужчины и возможность развлекать себя картинами самого разнузданного разврата, замедляя, ускоряя и останавливая процесс посредством пульта.
И высокий холод одиночества окружает его.Как славно увидеть, что погасла звезда,Корабль уплыл и ушли поезда.И можно им вслед помахатьС облегченьем бесспорным.Как славно, поняв, что жизнь проста и легка,Расслабиться и опуститься слегка…
И все в таком духе.
Заканчивается припевом.
Крюгер счастливо смеется слабым голосом. Глаза его разъезжаются в разные стороны, и один с трудом фокусируется на мне. Лицо у него при этом становится страдальческим и пожилым. Я поощрительно улыбаюсь ему отеческой улыбкой, а сам думаю: «Крюгеру явно нужно лечь».
Вера грустно улыбается. Вся она — воплощенная несчастная бабья доля. Ладно, нужно уматывать отсюда. Я решительно снимаю с колен гитару и ставлю рядом с собой на пол, как ружье. Последний взгляд на бутылку. Пуста. Ну и хуй с ней.
— Ну ладно, дамы и господа, надо ехать. Верунчик, собирайся, — объявляю я.
Чтобы встать, мне нужно сильно напрячься всем телом, при этом я опираюсь на гитару. Охнув, я встаю, сильно задев стол. Посуда звякает, и Крюгер точным, каким-то паучьим движением ловит накренившуюся бутылку. Сказываются годы тренировок. Он ставит ее на подоконник, и лицо его становится совсем печальным. Оно все как-то съезжает вниз, от уголков рта прорезаются глубокие морщины, складки черными мефистофельскими тенями ложатся на щеки. Глаза становятся тусклыми, как у старого прусского генерала.
— Крюгер, мы поехали. Спасибо тебе за пельмени, все было очень вкусно, — лгу я.
По крайней мере он сейчас, как белый человек, ляжет спать, а мне еще переться на сраную «Каширскую», а с «Каширской» до «Сокола», а на «Соколе» еще надо что-то петь. В общем, пиздец… Это сколько же бабок у меня уйдет на дорогу? Рублей триста, точно. Почти столько же, сколько я заработаю у Алферова.
— Уже уезжаете? — голосом светского человека спрашивает Крюгер, пытаясь подняться. С первой попытки у него это не получается, и он остается сидеть, чтобы сосредоточиться.
— Да, мы поедем, Владик. Спасибо тебе за гостеприимство, — говорит Вера, нежно гладя Крюгера по плечу.
А может, мне вообще не ехать к Алферову? Поехать домой, чего-нибудь нормально поесть, залезть в ванну с Верой, поебаться да лечь спать? От предвкушения этого у меня веселеет на душе. Да, это было бы самое разумное. Коньяк, в конце концов, можно выпить и дома. Я представляю: вот мы сидим с Верой на кухне и пьем коньяк. Запивая кофеем. Никто не пиздит вокруг, не долдонит, не гогочет над ухом. Барды не лезут со своими глупыми разговорами, не умничают поэты. Тепло, уютно.
Но…
Вот именно, что «но». Я уже сказал Алферову свое твердое «да», а так как я и в прошлый раз сказал ему твердое «да» и не приехал, потому что меня ломало, Алферов может обидеться и не пригласить меня на следующий перфоманс, что для меня означает как минимум недели две жить без копейки денег.
Вообще-то меня все любят, особенно Алферов и Скородумов, хотя многие при этом называют за глаза сволочью, пидором и бабником одновременно, и все из-за толерантности моих песен, но Алферова лишний раз напрягать не следует. Он и так спускает мне все мои полупьяные выступления, только журит, как дитя…
Размышляя, я топчусь в темном коридоре, помогая Вере надеть пальто. Свет здесь, конечно, не включается. Она сильно прижимается ко мне задом.
Ну, не знаю, не знаю…
Из кухни доносится глухой стук упавшей табуретки, это наконец поднялся Крюгер. Проводить нас до дверей. Лучше б сидел, ей-богу.
Та-а-ак… А что я хотел? А! Пописать на дорожку.
— Пойду зайду в дабл, — говорю я Вере.
Около туалета на меня налетает Крюгер. Он, видимо, падал, но успел уцепиться.
— Держись, старик, — дружески прикрикиваю я, обняв его за талию, — я сейчас вернусь.
— Угу, — отвечает Крюгер и идет к Вере, отталкиваясь руками от стен.
Весь туалет увешан плакатами с женщинами топлесс. В одной чудовищно грудастой блондинке я с изумлением узнаю Саманту Фокс, эротическое чудо восторженных восьмидесятых, плакатами с которой были увешаны все мужские общежития и холостяцкие дыры в Москве. Не одно поколение кончало на красотку Саманту, но со времен расцвета ее очарования прошло, по-моему, лет двадцать и с тех пор о ней ни слуху ни духу, а ее нишу заняла Памела Андерсон, тоже нехилый поросенок. Но здесь, в этом сортире, ей отведено самое почетное место на двери, прямо напротив унитаза, на уровне глаз сидящего. Остальные дамы тоже, видимо, изъяты из «Плейбоев» начала девяностых и все чем-то неуловимо напоминают старуху Саманту — озорные блондинки с большими сиськами. Ее ипостаси и реинкарнации.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Другие голоса, другие комнаты. Летний круиз - Капоте Трумен - Современная проза
- Одарю тебя трижды (Одеяние Первое) - Гурам Дочанашвили - Современная проза
- Город и сны. Книга прозы - Борис Хазанов - Современная проза
- Кот - Сергей Буртяк - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Две строчки времени - Леонид Ржевский - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Истории обыкновенного безумия - Чарльз Буковски - Современная проза